О фреоновой теории озоновых дыр.
В августе 2006 года Всемирная метеорологическая организация выдала прогноз: имеющиеся озоновые дыры сохранятся по меньшей мере на пятнадцать лет дольше, чем предполагалось, а в ближайшие годы возможно появление новых. Ждать официальных откликов на это обещание мне надоело, так что выскажусь сам.
Еще в 2002-м в работе «Эколожь» я описал общеизвестное: панику вокруг озоновых дыр организовала фирма E. I. DuPont de Nemours, дабы подменить общепринятые (дешевые, эффективные во множестве отраслей и совершенно безопасные) фреоны своими новыми разработками — существенно более дорогими и менее эффективными, зато производимыми в тот момент только ею. Но несравненно важнее другое: идея озоновой дыры и ее опасности сама по себе бессмысленна.
Основную часть ультрафиолета поглощает обычный (двухатомный) кислород при образовании озона (трехатомного). И это поглощение, естественно, практически не зависит от концентрации уже образовавшегося озона. Точнее, зависит обратным образом: чем меньше озона, тем больше кислорода — значит, тем больше поглощение ультрафиолета. То есть, по логике «эколожества», фреон должен улучшать защиту Земли.
Правда, и сам озон поглощает некоторые фракции ультрафиолета, вредные для всего живого. Но поглощает не только в верхних слоях атмосферы, а повсюду, где — от ультрафиолета же — возникает. А фреон, по «эколожеским» заклинаниям, опаснее всего именно наверху, где поглотителей хлора, выделяющегося при его распаде, маловато. (Фтор — основа не только фреонов, но и их новомодных заменителей — столь активен, что, по тем же заклинаниям, не успевает всерьез повлиять на озон.) Даже если озон на высоте разрушается фреонами, до земли ультрафиолет все равно не дойдет.
Впрочем, эти нелепые пляски вокруг нашего здоровья ничтожны по сравнению с главной тайной озоновых дыр: они, независимо от существования фреонов, неизбежно образуются каждую полярную зиму.
Озон неустойчив — довольно быстро распадается даже при отсутствии хлора или других катализаторов распада. Чтобы его концентрация была стабильна, необходимо постоянное образование новых трехатомных молекул — то есть постоянное же облучение двухатомных молекул ультрафиолетом (или высоковольтный разряд: запах грозы и ксероксов — именно запах озона).
Основной источник ультрафиолета на Земле — Солнце. Ночью новому озону в неосвещенных районах взяться неоткуда, и распад старого ничем не возмещается. Правда, озон тогда и не нужен — ультрафиолета-то нет! Но к концу многомесячной полярной зимней ночи снижение концентрации озона в верхних слоях атмосферы становится заметно для наземных спектрометров и прочих измерительных приборов.
В Арктике ночной эффект в значительной мере смягчается притоком свежего озона с ветрами с более низких широт. Антарктический же купол зимой окружен вихревой циркуляцией, заметно ограничивающей такой приток. Поэтому в Арктике эффект зимней озоновой дыры почти незаметен, а в Антарктике по мере роста чувствительности приборов его удалось выявить.
Дыру заметили довольно давно — за добрый десяток лет до Монреальского протокола «по веществам, разрушающим озоновый слой», принятого 16 сентября 1987 года. Озоновая же истерика началась после разработки в «Дюпоне» сравнительно пристойной технологии производства бесхлорных фторуглеродов. До этого фирма, занимавшая изрядную долю мирового фреонового рынка, и слышать не хотела о какой бы то ни было гипотезе опасности этих — и впрямь невинных — соединений.
Сейчас выброс фреонов в атмосферу сократился чуть ли не на пару порядков по сравнению со счастливыми «домонреальскими» временами. И стало ясно: озоновые дыры, как и следовало ожидать, никуда не денутся.
Поэтому наемные метеорологи скоропалительно изобретают новые теории. Мол, пока последняя молекула фреона не исчезнет из атмосферы, ни на какой положительный эффект и надеяться нечего. Дескать, хлор, оставшийся от распада фреонов (все мировое производство фреонов ежегодно потребляло на много порядков меньше хлора, чем выбрасывает любой извергающийся вулкан — но это забыто еще при сочинении Монреальского протокола), еще долгие годы будет отравлять атмосферу. Хотя если бы хлор и впрямь ни с чем не связывался так долго, то он бы и на распад озона влиял несравненно меньше, чем написано в «эколожных» публикациях. И так далее.
Интересно, что придумают агенты «Дюпона» еще лет через двадцать, когда станет окончательно ясно: Монреальский протокол увеличивает концентрацию не озона в атмосфере, а только золота в дюпоновских сейфах?
Я всегда интересовался экологией. И знаю немало серьезных ее достижений. Но прикрывать этими реальными достижениями многоступенчатые финансовые махинации вроде Монреальского протокола — по меньшей мере шарлатанство, а скорее всего, откровенное мошенничество. Чем скорее мы забудем эти чудовища, порожденные сном научного разума, тем легче нам будет жить.
Желающих опровергнуть все вышесказанное прошу для начала привести ссылки на нобелевские премии, присужденные за опровержение общеизвестных (еще по школьным учебникам физики и химии) сведений, на которых основаны мои рассуждения. Пока же этого не сделано, остаюсь при прежнем мнении. Новый прогноз вновь доказывает: Монреальский протокол о запрете фреонов преступен, и все, кто все еще пытается сделать вид, что от него можно ждать хоть малейшей пользы, — соучастники преступления.
Анатолий Вассерман.